1. Затравка.
Это история о том, как не шибко уж известный Омолонский массив стал популярной фигурой – своеобразным оселком, по которому стали выверяться другие геологические объекты. Это история о геологических исследованиях в магаданском академическом комплексном институте (СВКНИИ), но она не только для геологов. Я старался изложить ее языком понятным и широкому читателю.
И параллельно эта история обо мне (т.к. исследования-то – мои) и еще к тому – о некоторых симтоматичных тенденциях в советской академической науке.
2. Вводная для не-геологов (об арене действия).
В земной коре выделяется два главных типа структур – платформы и геосинклинали. Первые – со спокойным, пластовым залеганием пород, вторые смяты в складки и обычно вздыблены в виде вытянутых горных хребтов. Внутри обширных геосинклинальных областей встречаются как бы мини-платформы довольно небольших размеров, с поперечником в сотни км. Это и есть срединные массивы.
Наиболее древние на Земле породы, в целом называемые «докембрий», слагают фундаменты платформ и срединных массивов. Обычно они погребены под поздними напластованиями, но в определенных геологических структурах они могут быть подняты наверх и обнажаться на земной поверхности. У платформ выходы докембрия называются щитами, у срединных массивов – просто поднятиями. Наиболее глубинные части фундаментов, т.е. самую древнюю часть докембрия, относят к архею – самой первой геологической эпохе становления Земли.
Породы фундаментов резко отличны от более молодых пород по своей структуре, плотности, вообще общему виду – их можно нередко видеть в отделках разных станций метро, на набережных Петербурга и других архитектурных памятниках. Ну, а в науке геологии главная черта архея – это разброд мнений о происхождении его пород.
3. Исходная позиция.
На Омолонском массиве докембрийские образования были выявлены и оконтурены самыми первыми его исследователями (Обручев, Бобин, бр. Снятковы) еще в 20-30-х годах. Но дальнейшее их изучение застопорилось – в расшифровке их строения не было практического продвижения, несмотря на проведение 200-тысячной съемки и крупномасштабное картирование ряда участков. Это признавалось и в 70-х годах и даже позднее (Гельман, Терехов, 1973; Усачев и др, 1980)
То есть, в начале 70-х годов фундамент Омолонского массива представлял из себя «белое пятно», если точней – розовое, согласно принятой раскраске геологических карт. Действительно, на всех картах это были однотонные розовые пятна.
4. Старт.
Летом 1968 года С.М.Тильман принял меня в свою лабораторию тектоники на должность лаборанта, и я стал первым участником группы В.М.Мерзлякова, который с начала того же года вел тему о срединных массивах СВ СССР. И очень быстро (где-нибудь через год) волевым решением шефа я был посажен внутри его темы на подтему по фундаменту Омолонского массива. Не могу сказать, что я был этому очень рад, но меня смущала не проблематичность самого вопроса, не его полная неразработанность – это-то до меня тогда могло и не дойти в полной мере. Дело было в другом: архей – это сложные геологические породы, это корпение над микроскопом, это скрупулезная петрография, в которой я ощущал себя не столь уж подкованным. А любимыми моими коньками тогда были структурная и динамическая геологии, плюс геотектонические концепции развития земной коры, выглядевшие в моих глазах более романтично. Меня больше тянуло разбираться в сложных складчатых нагромождениях, чем в простых и скучных (как мне казалось) платформах и срединных массивах.
Однако, указано – так указано. Я слишком тяжело пробивался в полевую геологию (из технической, горной геологии), что б рисковать такой удачей – работой в лаборатории тектоники. Так что, пришлось вплотную засесть за петрографию.
И все-таки вопрос закономерен – почему опытный геолог Мерзляков, конечно же, ясно видевший невозделанность данной нивы, посадил разбираться в этой сложной проблеме такого необстрелянного работника, как я? Причем, без оказания ему (т.е. мне) какой-либо сторонней помощи – предоставив полную и абсолютную самостоятельность.
Возможно, он считал это дело настолько бесперспективным, что не хотел тратить на него время и силы опытных геологов. Но раздел-то такой в отчете по данной теме должен быть обязательно – деться от него некуда. Вот, мол, и пускай Левин съездит в пару полей, чего-то там сфотографирует и зарисует, наберет камней, опишет какие-то шлифы по породам, пусть даже и описанным до него не один раз – то не беда. А брешь докембрия в отчете формально будет все ж таки закрыта, брешь, которая самого Мерзлякова практически и не волновала.
Другого объяснения мне как-то не видится, особенно учитывая известный факт, что его научный интерес тогда был сосредоточен больше на Колымском массиве (с целью его «закрыть» – доказать, что это совсем не массив), нежели на Омолонском. Но, как бы то ни было, я благодарен ему за выделенное мне направление, оказавшееся, в конце концов, вполне продуктивным и страшно интересным.
Итак, началом моих полевых исследований в этом направлении было несколько дней долбежки обнажения на ручье Маяк в составе отряда Мерзлякова в 1970 г., а в 1972г. я отправился в поле самостоятельно – сплавом по рекам В.Коаргычан и Омолон.
5. Небольшое лирическое отступление, и еще – об условиях тогдашнего полевого быта.
День вылета в первое мое самостоятельное поле совпал буквально с рождением моего первенца. Само оно ожидалось в Ленинграде, а я ждал информации о нем в Магадане. И тянул со сборами в поле где-нибудь с полмесяца сверх назначенного врачами срока. Но дальше волынка уже не проходила – надо было вылетать, и 27 июня с утра мы погрузили весь полевой скарб на машину и поехали в аэропорт. Спасибо непогоде – вылет отложен на завтра, я возвращаюсь из аэропорта в Магадан, получаю при этом крепкий втык от высокого начальства за то, что гоняю туда-назад институтский транспорт, а не ночую в аэропорту в обнимку с грузом … но зато утром, перед самым уходом в институт на новую погрузку, звонок в дверь – и телеграмма! Улети я вчера, то узнал бы об том лишь много времени спустя – тогда у нас в поле связь с внешним миром отсутствовала напрочь.
Прошел первый месяц полевых работ, и я отметил «месячину» рождения сына ведром пива, сваренного посредством пары банок эстонского консервированного солода, привезенного мною из Питера.
Но как маленькому отряду из трех человек (я + двое семнадцатилетних парнишек) справиться с целым ведром? Слава небесам – в этом вопросе нам была послана помощь! Как раз в тот день десяток-полтора геологов из Хасынской экспедиции пешим порядком перебазировались на удаленную точку своей работы в верховьях р. В.Коаргычан, и, соответственно, мелкими группками проходили мимо нас. Видя неожиданную для них здесь палатку, каждый, как водится в полях, почитал нужным заглянуть в нее. Заходит, а посреди палатки стоит ведро пива – ну, полный нонсенс! И, естественно, каждому входящему протягивается кружка с предложением зачерпнуть и выпить за здоровье месяц-назад рожденного Георгия. Мне передавали, что потом эти геологи и год, и больше вспоминали, как посреди полевого сезона угощались пивом у Левина.
С этим же отрядом проходил и главный геолог той партии А.П.Фадеев, с которым я еще до поля договорился о приходе писем для меня на их полевой адрес. Их базовый лагерь на р. Ольдяни находился в 25-30 км от ближайшей к нему точки нашего сплава и я собирался оттуда смотаться к ним за почтой. В той точке мы должны были оказаться уже через пару дней. Но, увы, Фадеев тут вот мне и сообщил, что вертолета не было с самого начала полевых работ, почты нет, и, стало быть, бежать мне к ним на базу – пустой номер. Ну что ж, зато не потеряю на тот вояж два рабочих дня из полевого сезона – чем не утешение?
Но от судьбы не уйдешь, не уплывешь – почта догнала таки меня где-то через месяц, в устье р. Закоронная. Там нас настиг сплавлявшийся по Омолону отряд туристов из Дальстройпроекта во главе с моим знакомым по туризму Рудольфом Бадмаевым. С ним Фадеев и переслал мне мою почту. Мне оставалось только залезть в палатку, зажечь свечку и на весь вечер зарыться в пачку писем о весьма небезынтересных для меня перипетиях.
6. Первые результаты ….
На следующее лето – в 1973 г. – я снова сплавлялся по Омолону, более детально отрабатывая некоторые участки, и охватывая новые. Последним из таковых был район р. Б.Ауланджа – т.н. Ауланджинский выступ, размерами 15х30 км. Для его изучения надо было забраться вверх по этой реке на 30 км, с грузом, который мог обеспечить жизнь и пропитание четырех человек в течение месяца. На тот переход ушло два дня нелегкой бурлацкой работы, волоча перегруженную лодку встреч неслабому течению. И еще, с ночевкой вповалку вокруг большого костра – развьючить лодку и поставить нормальный бивак уже не оставалось ни сил, ни светлого времени.
Зато результаты оказались замечательными. За этот месяц удалось выделить здесь несколько разных толщ и проследить, как они тянутся по всему выступу. В результате выявилась структура этого выступа, т.е. общая картина – какие из толщ залегают ниже, какие выше, и как вообще эти толщи контактируют друг с другом. То, что раньше выглядело однотонным и неразличимым, теперь приобретало отчетливое лицо.
При обработке полевых материалов зимой 73-74 гг вылезли не менее сенсационные вещи. Оказалось, что тут имеется два резко отличных друг от друга комплекса пород – выделенная в поле нижняя толща четко и однозначно отличается по глубинности своего образования от вышележащих толщ. Полевое название ей было дано такое: «толща гороховых гнейсов» – по достаточно распространенному цвету пород, сходному с протертым гороховым супчиком. Под микроскопом «гороховые гнейсы» перешли в статус очень симптоматичных пород – они стали гиперстеновыми гнейсами, каковые (а) еще никем не отмечались вообще на всем Северо-Востоке, и (б) были признанными индикаторами самых глубинных условий и самого древнего возраста, т.е. архея. Таким образом, наибольшая древность нижней толщи, выявленная полевыми наблюдениями, подтверждалась и независимым от них петрографическим методом
По другим районам тоже имелись определенные наблюдения различных комплексов, хоть не столь явно демонстрируемые, как на Б.Ауландже.
Парочка моих публикаций по этой работе (в тезисной форме) впервые появилась в институтских изданиях уже в 1974 г. (в списке №№ 6,7). Тогда же были получены цифры изотопного возраста – первые и сразу же сногсшибательные. По моему возвращению со второго поля заведующая лабораторией абсолютного возраста И.А.Загрузина попросила на определение пару образцов наиболее древних, по моим представлениям, пород. Цифры, полученные ею по двум разным породам из нижней (гороховой) толщи, оказались прямо запредельными: буквально (чуть ли не с точностью до года) – 3742 и 4768 млн. лет. (Загрузина, Пепеляев, 1974) Это следовало бы рассматривать как третье независимое свидетельство древности данной толщи, однако, несколько позже появились претензии к методике исследования, и дополнительное свидетельство пока откладывалось до лучших времен. Впрочем, последние не заставили себя долго ждать.
7. … и первые развернутые публикации
В 1975 г. вышла моя первая полноценная статья в одном из ведущих академических журналов – «Геология и геофизика». В ней были засвечены все три вышеуказанные характерные признака данной толщи (или комплекса): нижнее положение в разрезе, гиперстен-гнейсовый состав и полученные цифры абсолютного возраста, тогда еще считавшиеся верными в наших-то краях.[1] И, как будет видно из дальнейшего, она вызвала живой интерес у геохронологов – своеобразных «охотников за древностями».
В том же 1975 г. я защитил свой первый отчет, ограничившись в нем для начала только Ауланджинским выступом, причем сделал его чисто по собственной инициативе. История была такова: в конце 74 г. у Мерзлякова кончился семилетний срок работы над темой, отчет по ней был оформлен как подборка рефератов статей на эту тему, и авторов в нем значилось только двое – В.М.Мерзляков и М.И.Терехов. Там же были подверстаны и три мои публикации – как свидетельство проработки в теме и вопроса фундамента тоже, но вот фамилии моей на титуле не значилось. Мой вопрос – почему так? – остался без сколько-нибудь вразумительного ответа.
Ну, ладно, обиды – в сторону, но я при этом завелся сделать свой отчет, а то, как будто бы, и не работал в институте все это время. И сделал его за сколько-то там месяцев.
Отчет был защищен и принят на «хорошо», но этот успех был не без внутренней червоточинки. В отзывах на отчет хорошая оценка выставлялась, судя по изложенному в них, лишь ввиду молодости автора. Там резко преобладали замечания и указания на разные упущения, недоделки, неосвещения чего-то нужного с точки зрения рецензентов. А положительность отчета рецензенты увидели в том, что он как-то подтверждал их же взгляды, существовавшие, оказывается, и до него. Ну и еще в плюсы отчету ставилось то, что автор сделал и поместил в него разные там фотографии, описания шлифов, хим.анализы и т.д., и т.п.. Напрашивающийся вывод прост – отчет приемлем лишь за сбор в нем этой обыденности, некоего базового материала, а отнюдь не за то, ЧТО этим материалом доказывается. Все новое, ранее неизвестное, ради подачи чего отчет и писался, рецензенты увидеть не захотели, а если, походя, и отмечали, то примерно так – ну, да, раскопал автор там что-то такое в шлифах (но не в поле).
Похоже, эти отзывы хорошо иллюстрируют выше высказанную мысль, что вообще вся моя деятельность на этом поприще была нужна только для отмазки. И потому, кому какое дело – чего и как я там понавыделял!? С какими-такими обоснованиями ?
8.Предфинишный спурт.
После этого первого отчета я, на новом витке, стал осмысливать общую ситуацию по докембрию Омолонского массива, подключив к Ауланджинскому выступу и прочие выходы докембрия. В итоге выстроилась принципиальная схема его общего строения – циклическая, при которой в основании нижнего цикла лежала та самая гиперстен-гнейсовая толща, а второй цикл был полностью представлен толщами верхнего комплекса Ауланджинского выступа. Ну а связующие звенья – недостающие части нижнего цикла – обнаруживались в других выступах фундамента, как по моим полевым данным, так и по отчетам других геологов из районов, где я не был. И на эти две циклические серии ложилась еще третья серия – монотонная. Схема выходила стройная, красивая, и всеми исследованными данными вполне подтверждаемая – петрографией, геохимией и проч.
Уже зимой и весной 1976 г. я докладывал эту схему в крупных геологических институтах Ленинграда (ВСЕГЕИ), Хабаровска (ИТиГ) и Владивостока (ДВГИ). Принималась она там с интересом, конечно, не без определенной критики отдельных частностей, но с безусловным признанием ее как хорошей основы для диссертации. Это подвигло меня сделать некий прообраз будущей диссертации – собрать весь материал в виде второго отчета, дополняющего первый до общей картины (что и случится в 1978 г.) и посмотреть – как он будет принят в своем институте? Так же как тот – первый, или нет.
Оказалось – совсем не так же. Просто до прямо обратной картины – с уничтожающей, зубодробительной критикой, вплоть до рекомендаций начальству вообще отстранить меня от самостоятельной работы. Но то уже другая песня, имеющая отношение больше к моей собственной персоне, чем к Омолонскому массиву. И чтоб не уходить именно от него – как героя данного рассказа – притормозим сейчас на 1977 годе, который предшествовал той будущей грозе над моей головой.
9. Громкий финиш (хотя и лишь промежуточный – как и всегда в науке)
На мою статью 1975 года достаточно быстро пошли ссылки в разных обобщающих работах, и уже в 1977 году в поле на Омолон, для отбора проб на анализы, направилась Е.В.Бибикова – специалист по геохронологии докембрия из когорты Тугаринова (Москва, ГЕОХИ). Омолонское направление ею было выбрано целенаправленно, именно по следам недавних публикаций, о чем она сама писала впоследствии (1981)
В Магадане, перед ее вылетом на Ауланджу, у нас был обстоятельный разговор. Ее привлекала именно нижняя толща, и, соответственно, она интересовалась ее характерными породами. Потому я знакомил ее и ее помощника с каменным материалом, указывал на визуальные отличия гиперстеновых гнейсов и оконтурил на ее карте область выходов данной толщи.
Припоминается, вроде бы, что и образец гиперстенового гнейса я дал ей с собой в поле для сличения. Спустя несколько лет Бибикова рассказывала мне, что они там, на месте и обсуждали, и спорили с камнями в руках: этот вот – «гороховый» или тот. Но, видимо, глаза полевого геолога и геохронолога устроены чуть по разному, потому что в результате оказалось, что для анализа самыми передовыми изотопными методами была отобрана все-таки другая порода, не определяющая данный комплекс (архейский), а встречающаяся, в принципе, по всему докембрию, на разных его уровнях.
Но взята она была, вроде бы, из нужной толщи и дала действительно наидревнейший в СССР возраст, во всяком случае, для тех времен – 3,4 млрд. лет. (Бибикова, 1978) Правда, вышеприведенные «сверхточные» цифры были еще древнее, но за этой стоял существенно более серьезный исследовательский авторитет (в сфере геохронологии, конечно) и совершенно другой аналитический уровень.
Результаты Бибиковой имели большой резонанс и привлекли к Омолонскому массиву широкое внимание. Сначала он стал определенным эталоном для срединных массивов, а вскоре и для докембрийских образований вообще.
Ранее в докембрии всей Сибири и Дальнего Востока основой для всех сопоставлений и выводов, служил Алданский щит Сибирской платформы, а вот после всего, здесь описанного, курультинская серия Алданского щита датируется археем уже в обратном порядке – по ее аналогии с нижней частью фундамента Омолонского массива (Бибикова 1980, Щербак, Бибикова, 1984). Эту вот аналогию, в виде сопоставления буквально по толщам – и с Алданским щитом, и со срединными массивами – к тому времени я уже выявил и успел опубликовать в 1979 г. в материалах крупных геологических форумов (в списке №№ 9,10). Сам я в них не участвовал (к этому времени мой статус в институте был уже ниже плинтуса), но наработки свои туда отправлял, и они принимались – и к выступлениям, и к публикации. И, как видно из приведенного, привлекали серьезное внимание
Ну, и в том же 1979 г. снова в журнале «Геология и геофизика» появилась моя вторая большая статья, обобщающая материал о сериях в фундаменте Омолонского массива. На этом и закончился первый мой этап изучения Омолонского массива, потому как в том же году СВКНИИ со мной расстался – путем простого непродления договора. Второй этап начнется только через пять лет и это уже тоже другая сказка.
* * *
Вот так, всего где-то за пять-семь лет Омолонский массив практически с нулевого старта (по изученности фундамента) вырвался на уровень признанного тектонотипа – стал такой структурой, с которой сравнивают все сходные структуры при их геологических классификациях и определениях. Даже огромная Сибирская платформа, изучавшаяся сонмом геологов, стала ровняться по небольшой структуре в Магаданской области, имя которой раньше мало кто и знал – по Омолонскому массиву. И озвучивалось это не единожды и не абы где, а на двух Международных геологических конгрессах.
—————————————–
Последующее дополнение:
Эта история написана для симпозиума «Диковские чтения» в том же СВКНИИ в октябре 2010 года. Член-корр АНСССР Н. Диков руководил там лабораторией истории и археологии, и чтения в его память, как правило, касаются только этих наук. Но в том году данные чтения совпали с юбилеем самого СВКНИИ (50 лет со дня основания) и потому были привлечены также наработки по истории разных научных исследований в институте. Таким образом, мои записи и были включены в материалы симпозиума, но в измененном и урезанном виде сравнительно с приведенными здесь. С одной стороны, в виду ограничения объема публикаций, пришлось выбросить целые главы (например – о пиве за здоровье моего первенца). Ну и еще там были смикшированы, а местами и просто удалены инвективы об отношении институтского научного мира к моим наработкам.
ЛИТЕРАТУРА
-
Бибикова Е.В. и др. Возраст древнейших пород Омолонского массива.// ДАН СССР. – 1978, т.241. – №2. – с.434-436.
-
Бибикова Е.В. Проблемы радиологического датирования древнейших ядер докембрийских щитов СССР. 1980, // Сб. Докембрий: Доклады советских геологов на XXVI сессии МГК. – М.: Наука, 1980. – с.131-138.
-
Бибикова Е.В. и др. Древнейшие метаморфические породы Северо-Востока СССР. // Сб. Геология и металлогения докембрия Дальнего Востока. . – Л.: Наука, 1981, – с.46-55.
-
Гельман М.Л., Терехов М.И. Новые данные о докембрийском кристаллическом комплексе Омолонского массива. //Сб. Метаморфические комплексы востока СССР. – Владивосток, 1973. – стр.66-73
-
Загрузина И.А., Пепеляев Б.В Новые данные по геохронологии докембрия Северо-Востока СССР.// Сб. Докембрий и палеозой Северо-Востока СССР. Тез. докл. Межведомств. стратиграф. совещания. – Магадан, 1974 – с.14-15.
-
Левин Б.С. О двух вещественно-структурных комплексах в кристаллических толщах фундамента Омолонского массива. // Сб. Тектоника и магматизм Дальнего Востока. 1-я конференция молодых геологов Дальнего Востока. Тезисы докладов. – Хабаровск, 1974. – стр. 14-16.
-
Левин Б.С. К стратиграфии дорифейских толщ южной части Омолонского массива. //Сб. Докембрий и палеозой Северо-Востока СССР. Тезисы докладов межведомственного стратиграфического совещания.– Магадан, 1974. – стр.33-34
-
Левин Б.С. Метаморфические комплексы фундамента южной части Омолонского массива. // Геология и геофизика. – 1975. – № 6. – стр.24-34.
-
Левин Б.С. О сходстве стратиграфии глубокого докембрия массивов Северо-Востока СССР и Алданского щита. // Сб. Стратиграфия архея и нижнего протерозоя СССР. Труды V сессии научного совета по геологии докембрия, Уфа, 1977 г. – Л.: Наука, 1979. – Стр. 167-173.
-
Левин Б.С. Олекмо-Охотский пояс регионально-метаморфических образований. // Сб. XIV Тихоокеанский научный конгресс (секция В-IV). Тезисы докладов. – Москва, 1979. – с.109-110.
-
Левин Б.С. Строение фундамента Омолонского массива. // Геология и геофизика. – 1979. – № 7. – стр. 3-11.
-
Усачев Н.А. и др. Картирование гранитизированных дорифейских образований юга Омолонского массива. // Сб. Методика картирования метаморфических комплексов. – Новосибирск : Наука, 1980. – с.133-136.
-
Щербак Н.П., Бибикова Е.В. Стратиграфия и геохронология раннего докембрия СССР. 1984). // Сб. Геология докембрия: Доклады на XXVII сессии МГК, секция C.05, т.5. – М.: Наука, 1984, – с. 1-14
[1] Эти миллиарды лет возраста выделенных мною геологических образований (как здесь, так и далее) как будто бы входят в противоречие с нынешними моими взглядами, соответствующими положениям Торы о возрасте мира. Разрешение этого кажущегося противоречия дано в этом блоге – в развернутом изложении (с рассмотрением также других древних событий, например, образования Вселенной) здесь – http://berlev.info/?p=15, и в кратком, тезисном изложении здесь – http://berlev.info/?p=11. Из этих работ однозначно вытекает прямая возможность спокойного сочетания друг с другом Веры и Науки, отсутствие неразрешимого антагонизма между ними, несмотря на достаточную популярность противоположных взглядов (об их непримиримом противоречии) среди ученых советского и постсоветского периодов (критику таких взглядов см. здесь http://berlev.info/?p=38)