Говоря конкретно, в науке я не пробил потолок ме-не-эса (мл. науч. сотрудника), да и с этого, очень невысокого, уровня был сброшен в производственную геологию, к тому же в рядовые геологи с наименьшей ставкой. Но вот в профессорах как бы таки и успел побывать. История занятная и для чтения ее спец.знаний не потребуется. Только в преамбуле местами пофигурируют некоторые научные термины – для освещения общей ситуации людям, разбирающимся в предмете. Но в принципе, их можно и проскакивать, разжевывание их не прилагаю – оно не очень-то и требуется для понимания всей ситуации.
Дело было в 76-м году, в мае месяце. В описываемое здесь время я состоял в СВКНИИ ДВНЦ АНСССР [1] в статусе молодого МНС-а – года этак 3 в таковом уже (при 4-5-ти годах перед тем лаборантом и техником). За несколько месяцев до этого, в декабре, родилась Анютка, причем – в Питере, при мне там. Я тогда взял большой отпуск (за 2 или 3 года – т.е., на несколько месяцев), и в феврале-марте мы уже вчетвером вернулись в Магадан. Пока суть да дело, там же в Питере я обобщил все свои данные по Омолонскому массиву (и те немногие чужие, что были к этому времени) и выстроил стройную схему строения фундамента Омолонского массива. Там же заинтересовал ею доктора Б.Я.Хореву – известного специалиста в этой сфере, и она устроила мое выступление в ее институте – во ВСЕГЕИ.
В Магадане в то же время (ну, очевидно, сразу после этого) я наработал схему взаимоотношения геологических наук, исходя из фундаментального (по моим представлениям) принципа разделения геологических задач на три последовательных ступени (статику, динамику, ретроспекцию), незадолго до этого опубликованного под двойным авторством – ак. Ю.А.Косыгина и В.А.Соловьева.
И вот именно в это время в институте у нас появляется тот самый Соловьев – ближайший помощник академика Косыгина, директора геологического института в Хабаровске. В комнате, где я сижу, его знакомят с лабораторными разработками – не моими, конечно (у меня как бы нос еще не дорос до таких уровней…)
Ну да ладно, спокойно дожидаюсь некоего окна в том собеседовании и сам вылезаю на сцену – расстилаю перед Соловьевым свою стратиграфическую схему по омолонскому фундаменту. Она его сразу заинтересовала, и он зовет меня выступить с ней в Хабаровске. Я пожимаю плечами – мол, надо мной есть начальство… Он машет рукой – это не проблема…
Ну и в самом деле – кто ему откажет? И вот я лечу в свою первую командировку в Хабаровск и Владивосток.[2]
Месяц – май (где-нибудь еще начало), при взлете в Магадане под крылом еще совершенно заснеженные сопки, а при выходе с самолета в Хабаровске в нос бьет аромат цветущей сакуры, просто ошеломивший меня – ну-у-у, блеск! Непередаваемое ощущение наложения времен года друг на друга…
Выступал там я с двумя докладами – оба-два в лаборатории Соловьева, т.е. при несколько ограниченном к-ве слушателей, но вот Косыгин приходил послушать их оба и даже что-то там высказал по их поводу, по крайней мере – по одному из них, по второму.
Первый доклад был по фундаменту Омолонского массива (что и было основанием для моей командировки), а на следующий день, уже сверх этого, – по структуре самой науки геологии, развитой как раз на принципе, сформулированном Косыгиным и Соловьевым. И статью об этом тут же запросили для публикации в институтском сборнике. [3]
Там же, к слову сказать, договорился о возможном моем участии в их полевых работах со сплавом по р.Сутам. То есть, пока только о возможности, а затем – как уж решит про это мое начальство… Ну да там посмотрим, а пока перемещаюсь с теми же планами во Владивосток.
—————————–
Это все еще была преамбула – в общем-то нужная для понимания дальнейшего. И вот далее начинается собственно рассказ, заявленный в заголовке, и никак не повязанный никакими научными подачами.
—————————-
Дальше – ночь на поезде, приезжаю во Владивосток утром, и там, в Геологическом институте выясняется, что в академической гостинице свободных мест нет, и где мне остановиться – пока под вопросом.
Ну да ладно, может попозже что-то прояснится, а пока разные там встречи, перебеседования, утверждения моих выступлений (таких же, что и в Хабаровске) и пр.
К концу рабочего дня никаких подвижек по гостинице не происходит… Прозвонка по городским гостиницам тоже ничего положительного не дала – везде все занято под завязку.
И тут вдруг в каком-то коридоре сталкиваюсь с Косыгиным… По каким он тут делам – не знаю, да и не шибко интересуюсь… Но остановились, перемолвились парой слов, и я возьми да пожалобись, что не решается вопрос с ночлегом. Точных слов его ответа не очень помню, но было что-то в том духе, что такой вопрос для него, в общем-то, решаемый. И вслед за этим зовет меня в тамошний (приинститутский) ресторан. Я, действительно, хочу ему поверить (все ж академик, связи и пр.), и отказываться – себе сделать хуже. Так что идем туда, садимся. Он заказывает (и оплачивает) пару коньяку, ну и продолжаем уже застольную беседу.
Затем переезжаем к нему в гостиницу «Владивосток» (по его рангу ему выделена машина с шофером), но опять, сходу, прямо внизу заруливаем в ресторан, где он заказывает графин водки, и к нему более плотную закусь, типа солидной еды. Шофер сидит тут же, но не пьет – на мой вопросительный взгляд разводит руками: он за рулем…
В процессе разговора, завернувшего и в сторону Израиля, он вдруг выдает: «Не люблю евреев». Я и до этого держал в этом разговоре некий пассивный уровень, не лез направлять его, инициативничать и т.д. А тут просто молча встаю, отодвигаю стул, делаю шаг к выходу. Ну, в самом деле – о чем продолжать с антисемитом? Ибо кто я такой есть – про то не только на носу у меня написано, но и зовут меня Борис Самуилович… То есть, про меня-то все ясно – к бабке ходить незачем…
Но второй шаг сделать я не успел – он меня останавливает, кажется, даже, ухватив за рукав или вроде того: «Стой. Не дергайся. Это я пошутил так».
Ну ладно – пошутил, так пошутил… Снова сажусь, продолжаем выпивать.
За окном уже темный вечер, что с моим пристанищем – остается еще непонятным… Косыгин подзывает официантку, расплачивается и говорит: «Сейчас поднимемся в мой номер, там продолжим. Но теперь твоя очередь – иди, возьми бутылку вина».
М-м-м… Это-то мне понятно – уже свербело в мозгу, что надо бы как-то поучаствовать – нехорошо только нахлебничать (хоть финансово мне эти рестораны и не в струю – на моем содержании семья с неработающей, учащейся женой и двумя малышами). Как в это дело встрять и на сколько – мне было не ясно, а тут все решилось просто, по его инициативе. Так что я без разговоров пошел к стойке, взял затребованную бутылку, и поднялись к нему на последний (кажется 9-й) этаж.
Там он еще и помянул: «Видишь, я понимаю, что коньяк и водка тебе не по карману. Ну и ограничимся вином».
А время-то идет своим чередом, и уже довольно поздно. Вот он собирается уже подаваться на поезд, и я так тихонько намекаю – а как с моим жильем? Он разводит руками – мол, что он может сделать?
И что теперь – ругаться с ним? Напоминать обещание? Так он и не обещал ничего конкретного – так, как-то, скользом прошелся, что может чем-то, вроде бы, помочь…
Таки ладно, встаю, смотрю на часы – ходит ли еще городской транспорт? Решение простое – переночую на вокзале, в кресле. Не привыкать стать…
А он мне снова: «Не дергайся. Поехали вниз». (Опять пошутил, что ли?)
Съезжаем к ресепшену, он сдает ключ и говорит администраторше, кивая на меня: «А в мой генеральский номер поселите вот его – профессора Левина». И та без всяких слов выполняет его распоряжение.
Так я, «профессор Левин», стал на трое-четверо суток обладателем двухкомнатного люкса с двуспальной кроватью аэродромного размера.
———————————-
На этом дело-то не кончилось.
Назавтра, в том же институте, сталкиваюсь с моим сослуживцем – Ивановым, (по имени, если правильно вспоминаю – Валерий). Их, Ивановых, в институте тогда было трое, и этот, геоморфолог – был несколько помладше остальных по стажу и возрасту.
Так он мне и жалуется (тоже!) на отсутствие мест в гостинице/ах.
– Ладно, говорю ему, к концу дня найдешь меня в такой-то лаборатории – порешаем твою проблему… (или что – я, разве, не профессор?)
После рабочего дня едем вместе во «Владивосток», правда, уже на городском транспорте (ну, до академика-то я пока еще не дорос…)
Приезжаем, идем к распределителям, и я, этак максимально индифферентно, отстраненно, показываю на спутника и говорю:
– Вот его – доцента Иванова – подселите ко мне, в мой люкс.
Все на уровне – профессор Левин заботится о своих научных кадрах… Все нормально…
Ну и прошло – без сучка и задоринки. Так мы с ним и спали две ночи на одной кровати, благо между нами еще двое могли б спокойно разместиться.
——————
Ну а в конечном итоге эта ситуация оказалась «пиком» моей научной карьеры. До профессорства, и даже до простого доктора (по российским стандартам) мне добраться не выгорело. Кандидатскую диссертацию я защитил только спустя десяток (или даже больше) лет после всего этого, и к тому же не в стенах академического института, где тогда состоял в мл.науч.сотрудниках (м.н.с), а непосредственно на производстве, т.е. уже при работе в структуре Министерства Геологии.
Попросту говоря, малое время спустя меня начали выдавливать из института и спустя три-четыре года сумели выставить. Кто-то позавидовал моим начальным успехам, кому-то представилось, что я перебегаю дорогу, застилаю путь, что могу оттеснить имярек на пути его пробивания в академики и т.д. и т.п.
—————————————-
Если еще при этом не принимать в расчет и возможной (или даже вероятной) антисемитской направленности той деятельности против моей, совсем невысоко летающей, персоны. И уж совсем конкретно про росс-антисемитизм той эпохи см. здесь Еврейский мальчик и советский быт. СССР, середина ХХ века.
——————————
А более конкретно об тех моих мотаниях на геологической ниве (или, точней сказать – более общё и широкозахватно) см. здесь Как мне везло в геологических исследованиях.
===============================
[1] Это Северо-Восточный комплексный научно исследовательский институт. И в это время я был там уже не в лаборатории тектоники, куда изначально меня принял С.М.Тильман (по вакансии в группе В.М.Мерзлякова), а уже в лаборатории эндогенного рудообразования, куда Мерзляков ушел, что-то не поделив с Тильманом.
[2] В первую… и пред-последнюю. Через пару лет (в 78-м) В.А.Красилов (из Владивостока) затребовал мой приезд на Всесоюзное совещание по стратиграфии, на которое я заслал ему свои тезисы. И тут тоже не смогли отказать. Там я выступил, но более никаких командировок на «материк» (т.е. вне Магаданской области) уже не получал. Хотя тезисы мои принимались к публикациям и на всесоюзных, и даже на мировых совещаниях. Но там не было своих красиловых, а мои запросы внутри не могли сработать. Ну и в ЦКТЭ (после СВКНИИ) все ограничивалось поездками по экспедициям внутри области (Сеймчан, Эвенск, Анадырь) с докладами о своей работе для них – таковых-то было много и совсем не всегда с проживанием в гостиницах. Бывало, что устраивали мне лежанку на полу между кроватями в комнатах общежитий.
[3] Эта небольшая статья и стала первой моей публикацией по фундаментальным вопросам геологии. Причем оказалась в сборнике по некоему совещанию, прошедшему там в их институте до всех расписываемых здесь событий – включена в него, так сказать, пост-фактум.
